Савада чувствовал себя, как рыба, выброшенная на берег. Потерянным, беспомощным, глупым и наивным. Совсем не так должен чувствовать себя босс мафиозной семьи. Совсем не так должен себя вести, когда его Семье угрожает опасность.
Вот только – несмотря на все принятые, разумные, рациональные решения – вся эта ситуация по-прежнему так и не укладывалась в голове. Всё время казалось, что это страшный сон, недоразумение, иллюзия – что угодно, только не действительность.
И словно бы Тсуна не знал, что доживёт однажды до того дня, когда лишится кого-то из действительно близких ему людей. Словно бы действительно верил, что всю жизнь будет выходить сухим из любых неприятностей. Словно бы правда считал, что ему никогда не придётся плакать, как сейчас – беспомощно, зло, беззвучно, в жалких попытках заставить эту реальность дрогнуть, рассеяться, уступить место другой, той, где всё будет хорошо…
Какое-то время прошло, прежде чем он снова успокоился, раздражённо вытер глаза рукавом, откинулся на кресле, тупо глядя в потолок, слегка покачиваясь и поскрипывая в дорогом кожаном кресле.
Гоняя и гоняя мысли по кругу.
Нельзя так и дальше. Просто нельзя. Надо с кем-то посоветоваться…
Тсуна машинально поднёс руку к полке, достал первую попавшуюся книгу – и отшатнулся от одного названия.
«Надвигается беда». Рэй Брэдбери.
Он не читал эту книгу. Он даже не был уверен, что покупал её, когда наспех составлялась библиотека.
Знал только, что с ней он сейчас общаться точно не хочет.
К чёрту посоветоваться – хотя бы просто поговорить. Вот только…
Прервав мысль, Тсуна по-звериному беспокойно вздёрнул голову, глядя в сторону двери: в коридоре послышались шаги.
Вот кто-то и идёт. Оно и к лучшему.
Наверное.

Слух его не обманул: шаги приближались, и через несколько секунд раздался уверенный стук в дверь.
- Гокудера-кун! – Тсуна не мог скрыть облегчения в голосе. Всё-таки это был человек, с которым он мог обсудить происходящий кошмар. Хотя бы обсудить – а может быть, и выработать какой-то план действий. События требовали вмешательства: раз Вария отказывалась выдавать своих опальных офицеров, пора было действовать самим.
– Проходи, конечно! – он вскочил с кресла, порывистым жестом предложил Гокудере войти. – Ты… вовремя, я тут себя скоро до сумасшествия доведу.
Тсуна, конечно, преувеличивал, сумасшествием тут и не пахло. А вот нервный срыв зато грозил, кажется, каждому из них.
Абсолютно каждому, кто оказался заперт в этой дикой ловушке, где никому нельзя было больше верить так, как верилось прежде (а прежде верилось – даже тем, кто ещё вчера был врагом).
Он жестом указал Гокудере на одно из кресел для посетителей. Они, хотя и были удобными, выглядели всё-таки попроще, чем кресло босса. Как Тсуна ни возражал в своё время против такого субординирующего интерьера, сломать многолетние традиции ему не удалось – и каждый раз, усаживая гостя, он чувствовал некоторую неловкость. Хотя с годами всё глуше и глуше.
Сам, нервно крутанувшись на каблуках, тоже запрыгнул обратно в кресло и, наконец замерев, посмотрел внимательно на Гокудеру.
- Ты ведь не просто так зашёл. Что-то… - он запнулся, не смог заставить себя договорить, развернул предложение иначе. – Ведь ничего не случилось? Так?
Ведь не могло же случиться что-то ещё. Пожалуйста.

Что-то словно кольнуло, когда Гокудера поймал его взгляд. Как будто дёргал какой-то тревожный звоночек со дна сердца.
Тсуна моргнул.
Он просто переживает. Всё-таки это впервые – для всех нас. Он просто переживает.
Это не убеждало. Но на какое-то время заглушало отвратительный, нервирующий тревожный перезвон.
- Пустяки, Гокудера-кун, - он улыбнулся неожиданно светло, ещё раз провёл ладонью по глазам. – Я думал, заметно не будет. Не имеет значения. Не имеет…
Он прервал сам себя. Звоночек колотил, как бешеный.
И Гокудера тоже был… как… бешеный. Предлагать чистейшее самоубийство! Если бы не серьёзная, почти яростная решимость в глазах Хранителя – Тсуна никогда, никогда не видел его таким – он бы даже посчитал это почти смешным.
Расправиться с Варией. Так глупо это звучит, как детское «кто тебя обидел, давай я их всех убью». Но это сейчас и вовсе никакого смысла не имело: ведь дело было вовсе не в Варии. Вот что не удавалось и не удавалось донести.
- Нет, - он качнул головой. – Что ты, какое «расправиться», они же тебя, если будет нужно, сделают, как котёнка. Они убийцы, Гокудера-кун. Мы – нет. Да и не в том дело…
Тсуна задумался, прищурившись, повернулся к окну, словно в этом ясном и бездушном небе можно было прочитать хоть какие-то ответы.
Он снова покачал головой в ответ каким-то своим мыслям.
- Я знаю, что ты думаешь по этому поводу, - ровно, не оборачиваясь, сказал он, - но я не могу поверить, что это сделала Вария. Если угодно – не хочу в это верить. И прежде, чем мы перейдём к каким угодно действиям – я должен убедиться, что это в самом деле они. Что Занзас не может опровергнуть наши доказательства и не хочет, действительно не хочет действовать с нами заодно, чтобы выяснить правду.
Тсуна резко обернулся к своему Хранителю.
- Понимаешь, самое важное сейчас – не наказать их. А узнать, почему они это сделали. И… - сама мысль словно застревала в горле удушливым комом, - и узнать, на чьей стороне Вария на самом деле.
Тсуна мучительно, с отвращением сморщил лоб, продолжая:
- Поверь мне: если не на нашей – мы предпримем действия, чтобы их… нейтрализовать. Но пока что – я хочу говорить с Занзасом.
И почему-то перед этим странным, словно бы полным чужой убийственной силы Гокудерой не повернулся язык продолжить: я хочу ему верить.