Вокруг непривычно тихо. Пусто. Спокойно. Тело неподвижно лежит на кровати в больничной палате. Грудь спокойно, ритмично вздымается вверх, опускается вниз. Вдох-выдох. Закрытые веки слегка подрагивают. Похоже, скоро придет время очнуться от столь чудной легкой передышки. Отдых отдыхом, но дела-то не ждут. Хотя Такеши так мирно спит с совершенно невинным выражением лица, которое не обременяют следы беспощадной жизни и тяжёлых мыслей, что  возвращаться к нынешним проблемам совершенно нет никакого желания.  И всё могло быть даже замечательно, если бы не кровать, на которой он не должен сейчас находиться, но находится, и надоедливая боль, довольно слабая, то противно пульсирующая, то нарастающая,  то сходящая на нет. Она вроде и исходила из одной конкретной точки, но при этом была совершенно везде, в каждом уголке тела. Казалось, кроме этой боли вокруг совершенно ничего не существовало, лишь она одна, а всё остальное не больше, чем странная надоедливая иллюзия.
Увы, это не мешало рассудку плавно втискиваться в пучину беспросветной пустоты и устраивать шумный переполох, что только способствовало скорейшему приходу в чувства. Этот рассудок истошно вопил парню нечто вроде «какого чёрта ты сейчас творишь?».  И сразу захотелось бесконечно задаваться банальными вопросами вроде «где я?»,  «как я тут оказался?», «что произошло?», и тому подобное. Но это как-то слишком очевидно. Ямамото открыл глаза и слегка туповато уставился в потолок. Он лежал в больничной палате. После его эпического прыжка врачи сразу налетели и утащили на носилках в машину, хотя тот и не сопротивлялся. Да и кто, будучи в бессознательном состоянии, станет сопротивляться? Да, таких уникумов ещё не встречалось на памяти местных врачей. Затем повезли в больницу, и вот он уже очнулся здесь, в этой комнате. Никакой охраны, никаких врачей вокруг него, медсестра отсутствует. Значит ни что не помешает парню уйти отсюда, сейчас же, так как оставаться будет более чем бессмысленно. Сознание вернулось полностью, в теплых карих глазах вновь заиграл темный огонек, никогда не принадлежащий привычному всем Ямамото.
-Отлично! А теперь я сваливаю отсюда. – Такеши буквально вскочил с койки. Выглядело так, будто если он сейчас промедлит, то мир непременно рухнет.  Ноги, естественно, тут же подкосились, но это не помешало  отпихнуть ногой в сторону упавшее одеяло, которое ещё пару секунд назад мирно укрывало его тело, и направиться к стулу, находившемуся в паре шагов от выхода, где покоилась аккуратно сложенная одежда. Задерживаться незачем и он быстро переодевается.  Удивительно, вещи оказались целыми, нигде не разорваны, лишь местами небольшие пятна грязи, это не существенно, даже внимания обращать на подобные мелочи не стоит. Ужасные больничные тряпки бережно брошены на пол, и «бейсбольный придурок» не быстым, но и не медленным шагом направляется к двери. Интересно, куда девали эту Киоко? Здешний Тсуна вряд ли по голове меня погладит, если я вернусь без неё. Придется искать. Надеюсь, на это не уйдет много времени. Дверь печально скрипнула, и палата, где только что находился Ямамото, опустела.

Шаги разносились эхом по длинному коридору. Было отнюдь не многолюдно, в отличие от того, что совсем недавно творилось внутри и вокруг универмага.  Здесь же как-то пустынно.  Подозрительно пустынно. По логике вещей в данный момент повсюду должны носиться медсёстры, врачи со всякими обожжёнными и надышавшимися дымом, родственники пострадавших. Ведь без этих нервных, бесконечно переживающих, скорбящих и крайне возмущённых мамаш, папаш и детишек никуда.
Нет. Никого нет. Со-о-овсем никого. Этот факт как-то совершенно не хотел смирно укладываться в голове Ямамото, ведь это абсурдно, не логично, совсем не то, что должно быть. И всё же, удачно никем не замеченный, в чём заключалось неоспоримое преимущество отсутствие людей, парень шёл, безуспешно стараясь не производить ненужного шума, но ноги упорно продолжали ритмично отстукивать каждый шаг об пол. Шаг за шагом. Вот и коридор с дверьми, ведущими каждая в свою больничную палату, почти подошёл к концу. Спят все что ли?
Завернув за угол, Ямамото очутился в небольшом зале ожидания этого этажа. Окна, с видом на природу. Конечно, это представляло собой лишь очередную городскую пародию на настоящую природу. Дорога к больнице, псевдо парк с деревьями, едва переросшими второй этаж, узкие дорожки для пеших прогулок, одинокие лавочки, подальше стоянка для сотрудников и «навещающих»,  забор, почти как в тюрьме строгого режима, и сразу за ним город, мирно продолжающий свою суетную жизнь. Хотя больным, как кажется, и такого пейзажика было более чем достаточно. Чуть поодаль окна располагался светло-коричневый кожаный диванчик, потёртый и на взгляд очень уютный, напротив ещё пара кресел, явно того же производства, что и диван. Между двумя креслами гордо возвышалось какое-то растение под метр в высоту с размашистыми тяжёлыми листьями. Воткнуто оно было в солидного размера потрёпанный горшок, успевший дать трещину на своей некогда идеально белой поверхности, и, возможно, не первый раз использующийся, который точно существовал ещё до основания больницы. Когда-то в этом же горшке поживал некий фикус-переросток, вымахавший с человеческий рост, зелёный, жизнерадостный, с листьями, что трепетно колыхались от небольшого сквозняка, когда уборщица,  в аккуратном белом халатике распахивала окно, чтобы проветрить эту часть здания в конце душного и утомительного дня. Однако мирную жизнь свою Господин Фикус окончил весьма нелепо в недрах мусорки на заднем дворе больницы, сломавшись под собственной тяжестью лишь от того, что уборщица, ответственная за него, вовсе и не подозревала, что такие растения подвязывать к палке надо, поддерживать, так сказать. После чего его место заняло вышеописанное растение неизвестного происхождения. И, как ни прискорбно, подобные штуки всегда и везде происходит.  В общем-то, у вещей так много историй, возможных и невозможных, о которых Такеши мог бы долго задумываться, увлекательно размышлять над этими цветочками, горшочками, диванчиками и прочей дребеденью, но мысли эти не особо нужны ему, и просто второстепенны. Сейчас он остановился и был озадачен, ведь первым делом увидены были не элементы декора, а невысокая девушка с длинными, почти до пояса, рыжими волосами. Остальной внешний вид её тут уже не важен.
-Киоко?- негромко спросил он, будто бы обращаясь вовсе и не к девушке, а так, сам к себе, будто бы в продолжение некого мистического монолога.